05-Apr-2016 08:11 "Южная правда", № 37 (23509) | ЧЕЛОВЕК
Василий Даценко. Воспоминания. Завещание
В. НИКИТИН.
Имя Василия Андреевича Даценко, городского головы с 1884 по 1901 г., известно в истории Николаева как активного, энергичного правителя, приложившего немало усилий для процветания города.
При нем была создана 2-я женская гимназия, открыто железнодорожное училище, решен вопрос об учреждении в городе среднего механико-технического училища, утвержден устав торговой школы и др. Кроме этого, у В. А. Даценко была особенная страсть - он любил журналистику, любил писать статьи по различным отраслям знаний и публиковать их в газетах и журналах. В течение жизни он успел издать несколько книг по техническим знаниям, а также учебник для средних учебных заведений «Арифметика», одобренный ученым комитетом Министерства народного просвещения. По его инициативе в городе возникла такая газета как «Николаевский листок объявлений», которая со временем превратилась в широко известную газету «Южанин».
XIX век изобиловал различными войнами. И Василий Даценко, будучи еще мальчиком, принимал непосредственное участие в Синопском сражении и в обороне Севастополя во время Крымской войны 1853 - 1856 гг., о чем он и поведал в своих воспоминаниях, опубликованных в двух номерах журнала «Вестник всемирной истории» за 1900 г.
Воспоминания назывались «Дети - защитники Севастополя». Никогда еще история Российской империи не затрагивала тему участия детей в военных действиях. И вот впервые автором показана героическая роль севастопольских детей, которые наравне с родителями и другими защитниками сражались на бастионах города.
Ниже приводятся отрывки из этих воспоминаний.
«В 1853 году мне было 12 лет от роду. Мой отец, комиссар 30 флотского экипажа, служил на фрегате «Кагул», на котором и я плавал непрерывно два года по той простой причине, что во время плавания отца в море я переставал учиться, производил дома разные дебоши и вообще причинял моей матери много хлопот и неприятностей, что и побудило отца, с разрешения судового командира, брать меня с собой в море, где меня обучал артиллерийский кондуктор Звягин. Таким образом, мне суждено было сделаться свидетелем Синопского боя 18 ноября 1853 г.
…Севастополь отличался обилием уличных мальчишек. В Севастополе почти не было учебных заведений.
После Синопского погрома и объявления войны, когда неприятельские суда стали показываться на виду Севастополя, уличными мальчишками овладела новая страсть - игра в войну. Еще до высадки десанта в Крыму севастопольские улицы сделались ареною крупных свалок между мальчуганами; дрались или камнями, или кулаками. А впоследствии самодельными бомбами, т. е. бабками, начиненными порохом и зажигавшимися посредством «шишмолки»; так назывались высушенные кусочки мокрого мелкого пороха, смешанного с глиною. Бомбы бросались, когда враждующие сходились на расстоянии 20 - 30 шагов. Порох мальчики получали в изобилии от нижних чинов.
Эти войны привлекали массу любопытных. Противники называли друг друга французами, англичанами, турками, но каждая воюющая сторона называла себя русскими; таким образом, в войсках обеих сторон было несколько Нахимовых, Корниловых и других известных в то время народу деятелей. Появились самодельные барабаны, знамена, эполеты, каски, знаки отличия. Стороны насчитывали в своих рядах от 100 до 200 человек. От града камней немало страдали обывательские дома, в которых выбивались стекла. Погромы домов и частные случаи серьезного ранения вынудили полицию вмешаться в дело и изловить коноводов (зачинщиков - авт.), которые и были высечены розгами на полицейском дворе. Эта расправа не прошла однако же полиции даром: на другой день после этой экзекуции герои Цыганской слободки атаковали дом частного пристава Дворецкого и выбили в нем камнями стекла; сам же пристав вынужден был спрятаться с семьею в сарай, пока не подоспели к месту происшествия полицейские солдаты.
Между руководителями особенно выделялись Костя Поляков, Ванька Каин, Василий Горох (автор воспоминаний - авт.) и Алеша Арап.
После высадки неприятельского десанта на Алме и неудачной атаки его нашим немногочисленным войском... общее патриотическое возбуждение в Севастополе достигло крайнего напряжения.
Севастополь спешно начал обноситься земляными валами; работали день и ночь; только 5-й и часть 6-го бастионов имели заранее приготовленную каменную оборонительную линию с казематами. Адмирала Корнилова мы видели ежедневно объезжающим работы; мальчуганы прекратили междоусобную войну и собирались большой гурьбой на Театральной площади и по линии обороны; здесь матросы и солдаты распределялись по работам...
Наступило 5-е октября. У окон нашего дома слышен был отрывистый, резкий свист от перелетавших в город ядер и бомб. Мать торопливо зажигала у икон лампадки, я и сестра на коленях молились Богу. Около 7 часов утра у кухарки Пелагеи, которая неукоснительно хлопотала на дворе возле самовара, ядром оторвало обе ноги. Она очень скоро умерла, а вечером труп ея унесли куда-то солдаты, переносившие раненых с бастионов. Вдруг к соседу на крышу упала бомба; поднялся столб пыли, а через несколько мгновений раздался оглушительный треск, и небольшой домик превратился в развалину, в которой была погребена старуха и две ея внучки. Мать впала в отчаяние, не зная, что дальше делать. К счастью, к нам зашел отец Кости Полякова и помог нам перейти неподалеку в винный погреб на каменных сводах, вполне безопасный от ядер и даже бомб.
Выйдя на улицу, несмотря на требование матери, чтобы я сидел в мине, я увидел двух товарищей, от которых узнал, что все «наши» побежали на бастионы. Это сделали и мы. В первые дни осады не было еще траншей, соединяющих бастионы с городом. Поэтому, осенив себя большим крестом, мы шибким бегом помчались чрез полянку к батарее Забудского, а оттуда на 4-й бастион...
Когда мы мчались через поляну, мы заметили на ней несколько человек раненых и убитых; на бастионе же нам представилась невиданная, страшная картина: множество убитых лежали отдельными кучами, рядышком.
У каждого из нас, мальчуганов, явилось вполне сознательное желание что-нибудь делать на общую пользу. Прежде всего бросился мне на глаза Алеша Арап; он где-то добыл матросскую шапку, лихо надел ее набекрень, на свою... голову; он стоял у орудия в числе орудийной прислуги и притом в первом ряду при подаче в дуло снаряда. Он был снисходительно допущен к пушке вместо только что убитого матроса, благодаря покровительству знакомаго ему матроса-комендора.
- Молодец, Алеша! Не робей, Алеша! - добродушно подшучивал рядом стоящий матрос.
Арап ничего не отвечал. Глаза его налились кровью, грудь высоко поднималась. А лицо было искажено выражением такой злобы и свирепости, какой я никогда у него раньше не наблюдал.
Как бездомный, бесприютный мальчик, Арап сразу и окончательно укрепился на 4-м бастионе. Послушный и почтительный относительно старших, он скоро возбудил у них к себе общия симпатии.
День 5-го октября был днем духовного перерождения Арапа... Когда штуцера перестали быть на бастионах редкостью, Арап приобрел репутацию ловкого и меткого стрелка и, говорил, не раз под его выстрелами падали французы, имевшие неосторожность показываться на виду своей батареи.
На бастионе я увидел нескольких товарищей. Костя Поляков стоял в группе офицеров; Арап приветствовал меня улыбкою и кивком головы.
На 4-м бастионе были убиты два мальчика.
- Детей и женщин уберите-с! Не нужно-с лишние жертвы-с! - обратился П. С. Нахимов к капитану 1-го ранга Спицыну.
Это приказание, однако, осталось неисполненным: матросские жены по-прежнему носили своим мужьям горячие борщи, а мальчуганы при приближении адмирала только прятались за взрослых.
- Ну, Алеша, уходи, брат, домой! Павел Степанович сердится! - шутливо обратился Спицын к Арапу.
- Никак нет! - ответил Арап, одетый уже в синий матросский костюм.
- Чего - нет?
- Не пойду! - уперся Арап.
- Ему и идти-то некуда! - заметил матрос.
- Он без отца, без матери!
Арап сделался настоящим матросом, и с ним обращались как с настоящим матросом, что высоко подняло его в собственных глазах. Он, несмотря на свои 14 - 15 лет, обладал крепкими мускулами и силою взрослого человека. Оказывавший ему протекцию матрос-комендор давно уже был убит, а Алеша все-таки оставался у орудия, представляя собою известный нумер орудийной прислуги.
На бастионе начали говорить о том, что волонтер Алексей Арап достоин Георгиевского креста...
Спустя некоторое время доложили по начальству, что Арап выстрелом из штуцера свалил показавшегося на валу батареи французского офицера. Случай сделался достоверным, и волонтер Арап был награжден знаком отличия военного ордена в присутствии Спицына, Хрущева и офицеров.
Недолго, однако, бедному Алеше пришлось щеголять с Георгиевским крестом... На Святой неделе неприятель открыл страшную канонаду, которая продолжалась несколько дней. В эти дни многие защитники Севастополя сложили свои головы. Рядом с Алешей стоявший матрос был убит гранатой; вслед за упавшим матросом свалился и Алеша. Через несколько дней... узнали, что Алеша поправляется, но ничего не видит: Алексей Арап ослеп.
***
Благодаря своей наклонности к воровству Каин не мог приспособиться на 4-м бастионе ни к какому делу. Матросы иногда посылали его за разными покупками, но эти поручения сопровождались недоразумениями: или Каина обсчитают на сдаче, или он съест половину купленного на пути.
Несмотря на категоричное воспрещение начальства не выпускать с пластунами Каина, последний все-таки ухитрялся иногда присоединяться к ним... Однажды Каин притащил с собою французский штуцер после схватки пластунов в неприятельских траншеях и продал его нашему офицеру... Днем Каин с товарищами собирал по бастиону и на улицах неприятельские штуцерные пули для своих ружей. За пули платили от 8 до 10 копеек за фунт; каждый мальчик собирал в день до 3 фунтов свинцу.
Пронесся слух, что на 5-м бастионе и на редуте Шварца поставлены маленькие мортирки, управление которыми поручено мальчикам, вследствие чего Каин, Поляков и другие устремились на 5-й бастион, но встретили отпор со стороны 15-летнего волонтера Тулузакова и 12-летнего матросского сына Пищенко, которые действительно находились при мортирах, под покровительством отца Пищенко и ревниво оберегали свои пушки от нашествия мальчуганов, не желая разделить с ними славу защитников Севастополя.
Сын фельдъегеря, возившего в Петербург Государю донесения главнокомандующего, Тулузаков был принят на 5-й бастион волонтером и вскоре был произведен в унтер-офицеры. В возрасте 15 лет он был комендором у бомбического орудия и вскоре был убит наповал осколком бомбы. Торжественно было обставлено погребение мальчика унтер-офицера.
В одну из ночей, во время вылазки охотников, Каин, находившийся в отряде пластунов, был убит пулею в шею навылет. Пластун принес его труп на 4-й бастион и отсюда он был взят отцом...
Костя Поляков переселился с 4-го бастиона на Малахов курган. Офицер морской артиллерии Николай Афанасьевич Иванов уговорил отца Полякова отпустить сына на Малахов курган, под личный надзор Иванова, с протекцией которого Костя мог бы даже сделать себе карьеру. С этим предложением пришлось волей-неволей помириться, ибо... Костя... оставался без надзора. Костю приставили к орудию... В короткое время из Кости вышел бравый артиллерист; спустя месяц я увидел Костю в форме кондуктора корпуса морской артиллерии, украшенного Георгиевским крестом.
У Кости оторвало ногу выше колена. Как тяжелораненому ему сделали ампутацию не в очередь. Костю не флороформировали, и во время операции он не издал ни одного стона. Поляков был произведен в прапорщики и разгуливал на костылях по Мичманскому бульвару.
***
Горох (В. А. Даценко) попал на «непотребную» батарею Иванченко, который с отцом Гороха находился в приятельских отношениях.
В свободные часы Горох навещал своих товарищей и вообще любил пошляться по городу. В Севастополе по дворам и на улицах валялась масса нелопнувших неприятельских бомб и гранат; между ними попадались экземпляры в 5 и 7 пудов весом. Открылся новый промысел - разряжать бомбы и добывать из них порох. Эта операция стоила жизни многим солдатам и мальчуганам; некоторые бомбы имели ударные пистоны; при неосторожном перекатывании бомба взрывалась и, разумеется, разрывала в клочки неосторожного разрядчика.
Опыт научил осажденных известным приемам, уменьшающим вероятность поражения. Если от настигшей бомбы нельзя укрыться, нужно соблюдать следующее правило: когда бомба лопается в воздухе, следует стоять неподвижно, сократив объем тела до последней возможности; когда бомба упала на землю, следует быстро упасть и как можно плотнее прижаться к земле; в этом последнем случае бомба вырывает глубокую яму и при разрыве часть осколков летит наклонно вверх.
В таком именно положении очутился Горох на «непотребной» батарее: бомба грохнула на землю, в пяти шагах от него; Горох припал к земле. Раздался оглушительный треск; Горох был поднят без чувств; он был завален грудою камней и получил рану в голову. Его отвезли... на северную сторону, где был открыт госпиталь. Это случилось за четыре дня до отступления гарнизона из Севастополя. Хотя череп у Гороха оказался расколотым, Горох быстро стал поправляться, и уже 27 августа он наблюдал из амбразуры батареи переправу наших войск через наплавной мост из многострадального Севастополя на Северную его сторону.
***
В ноябре 1855 года мой отец принес домой пожалованную мне серебряную медаль с надписью «За защиту Севастополя» на Георгиевской ленте. Мать пришила медаль к серому пиджаку, в котором я восторженно путешествовал по густо заселенным балкам Северной стороны. В августе 1856 г. я, уже проживая в Николаеве, получил бронзовую медаль «В память войны», также на Георгиевской ленте.
В Николаеве меня определили в пансион, где я должен был подготовиться к поступлению в военную службу. В 1858 г. я выдержал экзамены в кондукторы корпуса инженеров-механиков, а в следующем году на корвете «Зубр» пришел в Севастополь. Из бывших моих товарищей я не встретил почти никого...»
11 октября 1899 г. Василий Андреевич составил завещание следующего содержания: «Прошу жену и детей сделать на моем могильном памятнике следующую надпись:
1) на лицевой стороне:
Василий Андреевич Даценко 1849 - 19...
2) на одной боковой стороне:
Земной путь мыслящей души:
Безсознательная вера в Божественный промысел.
Сомнение,
Неверие,
Обратное сомнение,
Сознательная вера в Божественный промысел.
3) на другой боковой стороне:
Энергия и материя неуничтожимы, то есть Вечны.
Следовательно, душа, будет ли она энергией или материей, также неуничтожима, то есть бессмертна.
В. Даценко».
А 1 декабря 1900 г., заранее предчувствуя свой роковой конец, на поле того же полулиста он сделал приписку (для справки): «Прошу похоронить меня там, где находится одинокая могила моего отца: в г. Севастополе, на старом городском кладбище, что на пути к Херсонесу. Могила отца лежит к западу от кладбищенской церкви на расстоянии от нея
60 - 80 шагов. Желаю быть похороненным поблизости могилы моего отца. В. А. Даценко».
Обращают на себя внимание надписи на боковых сторонах будущего памятника, означенные автором завещания, свидетельствующие о незаурядном, можно сказать, философском складе ума В. А. Даценко. А, к примеру, надпись № 3 доказывает, что надо было быть всесторонне развитой личностью, чтобы в те времена утверждать подобное. И только в настоящее время наука пришла к подобным выводам, то есть, что энергия и материя неуничтожимы.
